Главная » Интервью » Вадим Неселовский: двухголосная фуга о пианисте

Вадим Неселовский: двухголосная фуга о пианисте

23.06.2009

Есть мнение, что киевская публика так и не поняла, кто приезжал к ней в конце июня 2009 года. Мы решили «на два голоса» рассказать о феномене Вадима Неселовского.

Ваша покорная слуга о Неселовском (бывшем одессите, в юности уехавшем жить в Германию, закончившем колледж Беркли, гастролировавшем в группе Рона Картера, являющемся постоянным участником коллектива Гари Бёртона и недавно окончившем Институт Телониуса Монка (Thelonius Monk Institute), где единовременно учатся всего полдюжины человек, отбором которых занимаются лично Теренс Бланшард, Херби Хэнкок и сын Монка) узнавала постепенно. Сначала в журнале Джаз.Ру о Вадиме вышла публикация Кирилла Мошкова и Анны Филипьевой (мы продублировали её на странице музыканта). Затем Вадим, будучи проездом в России, дал два концерта в московском клубе "Союз Композиторов", где я исполняла функции пиар-менеджера. То ли в этот конкретный раз я их исполнила не очень хорошо, то ли нескольких дней на нормальную рекламу концерта было недостаточно, то ли москвичи не захотели остаться на ночной сет Вадима (оба концерта начинались в 12-м часу ночи), но... на выступления пришло от силы человек десять, и я откровенно заливалась слезами, слушая волшебную, сильную, талантливую и необычайно русскую музыку, которая прошла мимо внимания столичного зрителя. Я пообещала себе тогда, что стану популяризатором творчества Неселовского.

А с Вадимом мы после тех злосчастных концертов подружились; началась переписка. Собственно, письма, с разрешения их автора, я привожу здесь в качестве преамбулы к повествованию.

...Закончился 1-год моего Монк-Института. Мы все (семеро) безумно друг от друга устали, что неудивительно: год провели, репетируя минимум по 4 часа в день. При всех трудностях - год совершенно замечательный. Это огромная удача, что есть возможность на протяжении двух лет не думать о плате за квартиру и т.д., а просто заниматься своим делом. К Новому Орлеану уже привык, через год будет грустно отсюда уезжат

...Не успел я вернуться в Новый Орлеан, как нам всем надо было эвакуироваться по причине урагана "Густав". Слава Богу, ничего страшного на этот раз не произошло, но ощущения довольно странные: это была самая большая эвакуация в истории Луизианы. Движение на основных магистралях в направлении города было остановлено для того, что бы люди могли уезжать по встречной полосе. Можно кино снимать.
Меня случайно нашли из BBC Russian по facebook как русскоговоряшего новоорлеанца и попросили рассказать про эвакуацию. Когда я уже был в Атланте (куда мы все уехали), позвонил Сева Новгородцев и взял интервью. Какой-то космический юмор, как говорит мой друг Андрей Прозоров. Вот оно, это интервью, данное ранним-ранним утром, когда я ещё толком не проснулся. А пока-впереди последний год Института Монка. К нам в этом полугодии должна приехать масса интересного народа - Steve Coleman, Nicolas Payton, Barry Harris, и (что для меня особенно интересно) - Kurt Rosenwinkel

...Приезжал к нам долгожданный Уэйн Шортер. О нем в джазовом мире сформировалось устойчивое выражение "чудной, как Уэйн". Действительно, в первый час разговора я совершенно не мог понять, о чем он говорит - какой-то поток сознания. Постепенно как-то начал "въезжать", и в результате стало ясно, что перед нами абсолютно нормальный; более того, невероятно талантливый человек со своим, очень необычным, юмором, с вообще очень свежим взглядом на жизнь и на музыку. Оказывается, очень любит Римского-Корсакова ...

...С Новым Орлеаном расстался с легкой грустью. Один мой друг сказал мне, что я два года "прожил в Одессе, будучи там единственным одесситом". Это очень похоже на правду - очень многое в этом городе напоминало Одессу; в первую очередь - невероятная расслабленность местных жителей, их постоянная готовность "никогда не откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра". Ну и вообще, юг все-таки. Спасибо Новому Орлеану, было хорошо...

Дуэт Неселовского и саксофониста Андрея Прозорова, ещё одного одессита, нашедшего признание за рубежом и играющего в группе Фатимы Шпар, должен был показаться перед украинской публикой ещё пару лет назад, на фестивале Джаз.Коктебель. Однако Вадима внезапно пригласил на гастроли контрабасист Рон Картер - и Дима не смог отказать. Впрочем, фестиваль ZaJazz Fest перенял инициативу у Джаз.Коктебеля и весной прошлого года привёз дуэт в Харьков. Там с Вадимом и познакомилась бывшая пресс-атташе ZaJazz Fest, а ныне корреспондент UAjazz.Com Алиса Малицкая. Результат этого знакомства был примерно таким же, как у меня, разве что без лёгкого привкуса чувства вины: окончательная и бесповоротная влюбленность в искусство Вадима Неселовского. Через год после первой встречи с пианистом Алиса посещает концерт дуэта Odessa, участником которого является Дима, в киевском клубе 44. Собственно, ей и слово.

* * *

23 июня Вадим Неселовский (фортепиано) и Андрей Прозоров (сопрано-саксофон) впервые представили Киеву свой проект «Одесса». В 11 утра музыканты дали мастер-класс в Институте музыки им. Р.Глиера, а в 10 ночи их приветствовали в арт-клубе «44». Такая музыкальная прогрессия состоялась благодаря фестивалю ДоДж и его проекту «New Generation». Подсчитать, сколько людей собралось в клубе, не удалось. Получилось лишь выделить знакомые лица. В «44» были замечены Святослав Вакарчук, Денис Дудко, Алексей Саранчин, Наталья Лебедева, Алекс Фантаев, Игорь Закус, Алексей Боголюбов, Деннис Аду и многие другие ценители большой музыки.

Знаете, бывают такие концерты, после которых хочется вообще не шевелиться и, что самое главное, ничего не говорить. Замереть так, чтоб то волшебство, которое ты так жадно вдыхал вместе с музыкой во время концерта и которое как раз сейчас находится где-то внутри тебя, осталось как можно дольше. Но потом эмоции переполняют тебя. Хочется обсудить то, что произошло. И ты потихоньку растрачиваешь магию. Потом вечер превращается в обычные посиделки. Будто и ничего не было. Но... нет — было. Каждый раз, когда ты вспоминаешь тот момент, когда тебе не хотелось дышать, по телу незамедлительно пробегают мурашки. Вот так. Казалось бы концерт - это только мгновение, но магия настоящей музыки поистине долгоиграющая.

В этот вечер Одессы в Киеве было как никогда много. Дорогу к клубной сцене им помогала найти землячка музыкантов, Евгения Стрижевская. Раз, два, три – начали! Alpha (В. Неселовский). Все затаили дыхание. Легкая и спокойная композиция задала правильный настрой.

«Альфа» - это название группы из Дании, которая занимается совмещением средневековой музыки и импровизации. Они совершенно не связаны с джазом. У меня с ними был совместный проект в Нью-Йорке, который еще не закончился: в октябре мы вместе поедем в Данию. Они меня заразили этим средневековьем: они находят и исполняют мелодии 11 века, и это очень интересно. На базе этих вещей я сейчас написал симфоническую музыку, минут так на 17. Работал над ней два года. Сначала я её играл в переложении для нашей "монковской" группы. На концерте в Киеве мы ее исполнили по-джазовому, но вообще она придумана для оркестра. Было бы здорово услышать её в исполнении оркестра, но для меня это совершенно ново, я еще не понимаю, как к этому двигаться, но я оптимист. Возможно, когда-то я услышу ее в исполнении Венского, Лондонского или Нью-Йоркского симфонического оркестра, хотя можем начать и с Киевского последовавшего за концертом интервью)

Без какой-либо паузы музыканты исполнили еще одну вещь Неселовского, под названием «Буран». В ней так и слышится шум поездов, улавливается какая-то безумная стремительность. В какой-то момент кажется, что музыканты снова стали детьми и где-то в одесском дворе играют в казаков-разбойников, пытаясь угнаться друг за другом. Напряжение нарастает и быстро исчезает... звучит «Sarabanda».

Андрюха написал такую средневековую стилизацию. Её, кстати, исполняет Фатима Шпар, но немного в другом виде. Мы вот договорились исполнять ее нарочито тихо. Мы юноши очень эмоциональные (смеется) и нас заносит. Поэтому мы решили, что здесь громче mezzo piano пиано ничего не произойдет. В Киеве посвятили ее Валентину Сильвестрову, у него есть цикл «Тихие песни». Пианист, Илья Шепс, который впервые исполнил эти «Тихие песни» в Москве в 70-х, рассказывал, как в большом зале консерватории в Москве они два часа исполняли тихую музыку: просто фортепиано и вокал, баритон. Так вот, после двух часов такой медитации публика бисировала так долго, что им пришлось довольно длинную часть цикла повторить. Вот она - магия тихой музыки

Магия действительно была: в какой-то момент шумный клуб «44» просто замер. Здесь, пожалуй, никогда еще не слушали так внимательно. После недолгих представлений последовала следующая композиция, «Скатертью дорога».

Замечательная Андрюхина песня, я ее очень люблю. Ее тоже поет Фатима. Она очень личная и очень про Андрея. Это он. Там так все весело, такой танец, а потом, вдруг, очень грустно. В ней есть что-то такое, что он быть может и не говорит, какая-то внутренняя грусть. Я люблю говорить о том, что есть такие композиторы, которые пишут плохо и просто, есть те, кто пишет плохо и сложно, есть такие, которым удается написать хорошо, но сложно, а вот это как раз тот случай когда просто и хорошо.

Далее прозвучала «Русская песня» (В. Неселовский), в которой музыканты ярко имитировали православную литургию. На контрасте с ней зазвучали знакомые всем ноты «Вальса» Андрея Петрова из кинофильма «Берегись автомобиля».

Я написал аранжировку вальса Петрова для Гари Бертона. Я очень хотел, чтоб мы ее записали. Мне было интересно, как человек, который никогда не видел фильм, воспримет эту музыку. Ведь у нас совсем другое восприятие: сразу перед глазами начинают плыть черно-белые кадры из фильма. Есть визуальный ряд. Я начал играть, а Гари в этот момент наливал себе в стакан воду. Я играл, а он продолжил наливать уже мимо стакана. После того как я закончил, он сказал: «О, черт! Это прекрасно!». В тот момент я до конца осознал, что это гениальная мелодия. Записать её с Гари нам так и не удалось, зато удалось записать с Прозоровым<.

Закончилось первое отделение. Во втором Прозоров исполняет блестящее соло на саксофоне, после которого начинается «Венская лезгинка». Музыканты на время поменялись местами. Прозоров сел за рояль, а Неселовский взял в руки мелодику.

Алиса Малицкая: Надо сказать, что у Прозорова неплохо получается играть на рояле.
Вадим Неселовский: Мы же закончили одну музыкальную школу по классу фортепиано!
Алиса Малицкая То есть, Беркли - это все ерунда? Одесская музыкальная школа – вот что главное!
Вадим Неселовский: Конечно, это все накипь! (смеется) ДМШ №6! Там же работалаи моя мама, и его. Его мама у моего брата преподавала кларнет. В общем Клара у Карла... (смеется).

Следующим звучит «Adagio» из четвертой симфонии П.И. Чайковского. После него - «New Orleans Blues».

На самом деле, это было одно из заданий Теренса Бланшарда (Terence Blanchard). Он к нам иногда приходил на занятия и говорил: ребята, у вас есть полчаса. За эти полчаса мы должны были придумать композицию. Много мусора было написано, а вот эта вещь как-то полюбилась. Вообще она называлась «Vadim's half and hour blues» – получасовой блюз имени меня (смеется). Получается, что на одну композицию тратится полчаса, на другую – два года. И угадайте, какая лучше! (смеется). У меня есть идеи десятилетней давности, которые я до сих пор еще не воплотил. Я, в основном, воплощаю долгоиграющие идеи, блюз просто получился под давлением...

Потом был Бах. Еще одна аранжировка для Гари, которую тот записал вместе с Ришаром Гальяно. Аудитория оживилась: последовала «Игра с залом». Пять человек по очереди назвали цифру от одного до семи, и на основе данного ряда музыканты исполнили импровизацию. Кому интересно попробовать – записывайте: 7, 6, 3, 4, 5.

Последний аккорд концерта был весьма органичен: композиция: «Не уходи, побудь со мною». И музыканты не ушли сразу, поиграли на бис.

А зрители еще долго не могли успокоиться. Каждый хотел поговорить, дотронуться. Нам повезло немножко больше. Была возможность поговорить с Вадимом Неселовским, которого, кстати, все называют Димой.

В.Н.:Родители хотели, чтобы был Дима, но не в коем случае не Митя. Поэтому решили назвать Вадимом. Как-то в Одессе был забавный случай. Я стоял в очереди и ко мне подошла цыганка, говорит: я экстрасенс и я вижу, что ты, скорее всего, Лжедмитрий. Я спросил, что это значит. Она объясняет, что есть такая порода людей: Лжедмитрии, которые либо творческие люди, либо связаны с преступным миром. Вот так и получается, я действительно Лжедмитрий: Дима, но не Дима.

Закончились два года в институте Монка. Что дальше?

В.Н.:Думал вернуться в Европу, но меня все начали отговаривать, потому что нужно дальше пробиваться а делать это надо всё-таки в Нью-Йорке. Я прошел конкурс в джазовую аспирантуру. Доктор джазовых наук - это очень новая штука, в Америке очень мало таких докторов. Если я этим займусь, мне придется придумать тему для диссертации. Было бы интересно придумать что-то типа «Джаз на постсоветском пространстве», чтоб был повод приехать. Ну, интересно мне это, прежде всего, не из-за корочки, а потому, что Манхэттенская School Of Music - замечательная консерватория с очень сильной джазовой школой и очень сильным классическим отделением. Меня там интересуют классические композиторы, в особенности, Ричард Дэниелпур (Richard Danielpour), - его произведения исполняют лучшие оркестры мира. Хотелось бы у него поучиться писать для оркестра. Это то, что меня привлекает. Еще меня пригласили быть художественным руководителем одного проекта в Германии. Я должен буду написать музыку, аранжировать и у нас состоится небольшой тур, 5 концертов. Будет еще несколько выступлений вместе с Гари Бертоном. Еще я хочу привезти свою группу в Германию и Австрию в ноябре. Больше о своем будущем я ничего не знаю. Все туманно.

А к чему стремишься?

В.Н.:Я... точно знаю, что у меня есть талант. Уверен, что мне Бог дал очень много и я еще реализовал себя только на малую часть. Я бы так сказал:

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

Пространство должно любить. Это главное. Популярность – это не критерий. Вернемся к тому же Сильвестрову: он же никогда не будет массовым и никогда не сравнится в популярности с Полом МакКартни. Но он же замечательный. В последнее время я иногда смотрю «Школу злословия», очень люблю эту программу. Мне нравятся игры их умов. И вот там было интервью с Арбениной, -- не знаю ее творчества, но это не суть. Там вот, была фраза о том, что когда разговор художника с миром превращается в разговор с фанатом, тогда все заканчивается: заканчивается музыка и песни. Вот этого бы не хотелось. Недавно прочитал книжку Марка Захарова. Во всей книге постоянно театр, театр, театр, драматургия, спектакли, актерство. И вдруг в последней главе он пишет: вообще я совершенно не уверен, что мое предназначение -- быть гениальным театральным режиссером: по-моему, есть еще что-то, более глубокое. И на этом заканчивается книга. Понимаете? В мире еще так много всего. Мне вот, например, очень грустно, что я не знаю, как называются все деревья...

Я свой последний год в Монк-институте учился, а параллельно у меня была обязанность преподавать. Что-то вроде педагогической практики. Поскольку это был мой первый опыт, я очень старался. У меня не было ограничений по времени, я не смотрел на часы, когда закончится урок. Мы работали столько, сколько было нужно. За год у меня было две группы. Так вот, и одна, и вторая настолько сыгрались, что не захотели расходиться и остались вместе. Приглашали на концерты, даже песню мне посвятили. Приятно до слез. Вот это то, ради чего стоит жить.

Как можно записать формулу вашей музыки? Какое отношение классики, джаза и фольклора?
(В ответ на этот вопрос Неселовский импровизирует и дает рецепт, походящий на стандарт Венедикта Ерофеева из произведения «Москва-Петушки» - «Берете веточку жимолости, клей ПФ, моющее средство Молодость. Я смеюсь, когда мне говорят, что коктейль «Слеза комсомолки» можно помешивать веточкой повилики.»

В.Н.:Коктейль такой из классики, помешанный джазом. Признаюсь, в «Русской песне» там в конце такая музыка (напевает) - это прямое влияние «Русского альбома» Гребенщикова. Мне очень нравится такой метод в определении стиля: записать на листочке все свои самые любимые музыкальные произведения. И делать это, несмотря ни на что, ни на какие классовые предпочтения. У тебя в iPod может быть записана масса песен, а ты полгода слушаешь одну и ту же. Вот как я, например, полгода слушал Пола Саймона (Paul Simon) «Still Crazy After All These Years», - никогда не слушал, а тут, вдруг начал. И ты запишешь на листочек, и у каждого человека такой список будет очень эклектичен. Какой-то джаз, классика, какая-то популярная музыка, фолк, масса всего – вот это все скомпоновать и это получится твой стиль. А в принципе, мы с Прозоровым играем однотерцево-параллельные мажоры-миноры в семантическом преломлении тканевого резонанса (смеется).

Что происходит с тобой, когда ты играешь?

В.Н.:На самом деле, все очень по-разному. Иногда я представляю, какие ноты я сейчас играю. Когда я играю «Берегись автомобиля», то я представляю Смоктуновского и черно-белое кино; когда я играю какую-то балладу, то я думаю о чем-то личном. Я знаю, что Уэйн Шортер об этом постоянно говорит, он вообще не говорит о нотах, он учит играть про лошадей или еще про что-то. Иногда бывает, что ты играешь и у тебя по телу мурашки. Но оно на то и хорошо, что редко бывает.

Когда вы год назад выступали в Харькове, то говорили, что дуэт – это ваш любимый проект. Как вы уживаетесь вместе? Ведь вы оба - очень амбициозные личности.

В.Н.:Мы действительно два лидера. Но мы очень давно друг друга знаем. Мне Андрюха очень интересен как музыкант и как человек. Могу рассказать замечательную историю про нас с Прозоровым, которая произошла в Вене. Я прилетаю из Америки. Смена часовых поясов. В самолете ночь не спал. Выхожу уставший, с тяжеленным чемоданом. Настроение: ехать домой и спать. Меня встречает Андрюха и говорит: «Ну, пошли!». Я надеюсь на то, что нас сейчас встретят на машине, и мы так: раз - и дома, и спать. Нет. Мы едем на метро. Причем я в какой-то момент понимаю, что едем мы не домой. Я с чемоданом, мне никак. Мы выходим из вагона метро, там нет эскалатора, я с этим чемоданов поднимаюсь вверх по лестнице. Потом выходим, идем куда-то вниз, потом опять вверх. Уже закончился асфальт, мы идем куда-то по земле. Я спрашиваю, куда мы идем. Прозоров: «Я привел тебя на кладбище». Мы заходим на кладбище. Прозоров восхищенно: «Нет, ну ты должен увидеть могилу Брамса!». И мы с чемоданом среди этих могил. Я уже применяю элементы ненормативной лексики в нашем с ним, весьма интеллигентном, общении. После того, как он показал мне могилу Брамса. он показал еще могилы русских солдат. Все это весьма интересно, если б не с чемоданом и в другой день. Я, уже вконец измученный, спрашиваю: «Может уже сейчас, наконец-то, домой?». И мы садимся в трамвай, проезжаем пару остановок и выходим. Идем, но идем мы подозрительно долго, я с чемоданом. Думаю, что мы уже пришли, - я ж не знаю, куда мы идем. Спрашиваю: «Андрюха, а куда мы идем?». На что он невозмутимо: «Я просто хотел тебя городом провести, чтоб ты посмотрел!»

Вероятно, после этого у тебя сложные отношения с достопримечательностями. В каких-нибудь странах хочется побывать?

В.Н.:Вот чтоб прямо хотел... даже не знаю, такого и нет. Такие желания немного притупляются. Я, конечно, все равно как куда-то приезжаю и фанатично бегу все смотреть... Мне было бы интересно отправиться в фольклорную экспедицию по Украине или в Сибирь.

Вадим, можно ли научиться играть джаз в Украине или для этого надо уехать в США?

В.Н.:По всему миру существует замечательная традиция. В какой-то момент все отправляются в путешествия. В Израиле, например, после армии военные получают какую-то сумму от государства для того, чтоб поехать в путешествие. В Германии, Австрии тоже есть такая практика: существуют гранты от государства, для того, чтоб студенты могли поехать и посмотреть мир. Очевидно, что-то в этом есть. Я считаю, что для любого вида искусства совершенно необходимо выезжать. Ведь до революции музыканты постоянно выезжали. Чайковский - во Францию, в Италию, потом возвращался. Прокофьев тоже ездил в Англию, Францию. Проблема в том, что у нас если уезжают из Украины, то навсегда. Проблема в слове «навсегда». Мне очень не нравится это слово и я никогда не скажу, что отсюда нужно уезжать. Мне очень хочется здесь играть и как можно чаще сюда приезжать, мне не хочется терять связь с родной страной. А путешествовать нужно. Очень хочется, чтоб украинские джазовые музыканты ездили в США, жили там, играли пару лет, потом возвращались и привносили что-то новое в джазовую музыку, которая развивается здесь. Я играл здесь на джеме в «44», в училище Глиера и я скажу, что у всех горят глаза и все молодцы.

...Мы с Алисой очень надеемся, что пролили немного света на личность совсем ещё молодого человека, создающего удивительную музыку. Мы уверен, что однажды он достигнет таких высот, что ему уже ничего и никому не нужно будет доказывать. И мы знаем, что он не забудет о своей родине, своих поклонниках, слушателях и учениках в Украине.

Мне необходимо бывать на родине, играть дома. Это очень важно. Нужно вернуться в ту точку, откуда однажды вышел. Дни, которые я провел со студентами одесского музыкального училища, были для меня счастьем: я смог передать, показать им то, чему научился вдали от дома и о чём здесь они без меня не узнали бы. У меня было ощущение, что всё сейчас встало на свои места.